Финский был официальным языком Советской Карелии в 20-30 годах прошлого века. Финны практически с нуля создали лесопромышленный комплекс республики, построили дороги. Финские музыканты привезли из Америки джаз, а спортсмены познакомили местных жителей с боксом и бейсболом. Финны приехали строить общество социального равенства и экономического благосостояния. У них многое получилось. Но в итоге одних сослали в лагеря, а других – расстреляли. Вместо призрачного «светлого будущего» народ строил светлое настоящее, а это не входило в планы сталинского руководства.
– Про финский период в истории Карелии мало кто знает, даже выпускники местных школ, хотя историю Карелии здесь преподают, но этот отрезок времени никак не обозначен в учебной программе. О репрессиях в общих учебниках по истории что-то упомянуто, но очень аккуратно и невнятно, – говорит Ирина Такала, автор новой книги Taistelua ja kuolemaa («Борьба и смерть»), которую на финском языке в Финляндии издало Карельское просветительское общество. Это первое целостное исследование, в котором подробно изучается судьба финской диаспоры того времени.
На территории Автономной Карельской ССР в 20-30 годах проживало около 15 тысяч финнов. Сегодня может показаться удивительным, но вся руководящая верхушка республики состояла тогда из небольшой группы финских политэмигрантов, а финский имел статус второго государственного языка после русского. К концу 1924 года население Карелии составляло около 233 тысяч человек – примерно 54% русских, 40,6% карелов, 3,8% вепсов, 0,5% финнов. Как получилось, что именно финны стали заправлять в республике?
Дело в том, большевики хотели в противовес враждебной буржуазной Финляндии создать вблизи от границы свою социалистическую альтернативу. Привлечение красных финнов для управления новым автономным образованием позволило центру решить одну важную проблему – недостаток, как выразился Сталин, «интеллигентных сил местного происхождения на окраинах». Иными словами, зарубежным красным финнам, которые, ко всему прочему, сами предложили устроить финский социалистический плацдарм, большевики доверяли больше, чем местным кадрам.
Вместе с красными финнами, которые после гражданской войны перебрались из Финляндии на восток, строить новую Карелию потянулись финские перебежчики, а также финны из США и Канады.
В советском Эльдорадо водка по 70 копеек
Американские иммигранты – это уникальная страница истории. Карельской Республике нужны были не просто рабочие руки, а квалифицированные кадры. Так родилась идея отправить за океан агитаторов, которые расскажут американским финнам о Советском Эльдорадо.
– Это, конечно, интересный феномен. Ехали финны из Северной Америки эпохи великой депрессии по разным причинам. Прежде всего люди нуждались в заработке. Были среди иммигрантов и политически активные коммунисты, которых привлекала идея строительства социализма, но таких было меньшинство. Ехали в Карелию, где говорят на финском, где можно дать детям бесплатное образование на родном языке, ехали строить справедливое общество, – рассказывает Такала.
В начале 30-х годов более шести тысяч американских финнов, продав все свое имущество, отправились строить новую жизнь.
«Наш сосед Хенрикссон приехал из Карелии. Он говорил: «Заработные платы в Карелии очень хорошие. Лесной рабочий зарабатывает в среднем 12 и далее 20 рублей в день. А квалифицированные рабочие получают, по меньшей мере, 600 рублей в месяц...» Я спросила: «А сколько там стоит жизнь?» Хенрикссон ответил: «Скажу так: бутылка водки стоит семьдесят копеек». Это выглядело сказочно! Семьдесят копеек! Никто не знал, что это значит в канадской валюте, но сопоставление ясно показывало, как всё дёшево». (отрывок из книги «Борьба и смерть»)
Дешевая водка, однако, не смогла сгладить тот шок, который переселенцы испытали на месте. Финнов разместили в бараках без удобств. В помещениях, кишащих насекомыми, не было света и мебели.
Барак был настолько дряхлым, что мы видели небо сквозь расщелины на крыше.
Taistelua ja kuolemaa
«В одной комнате спали двадцать пять человек. Никаких постельных принадлежностей. В углу комнаты еле тлела печка; на потолке слабо горела лампа накаливания. Барак был настолько дряхлым, что мы видели небо сквозь расщелины на крыше». (отрывок из книги «Борьба и смерть»)
Прежние американские дома теперь казались шикарными особняками. Питание тоже вызывало отвращение.
«Живём неважно, – писал из Кондопоги домой один из переселенцев. – Все время нажимают, а насчёт питания не заботятся. Здешние обеды ни в какое сравнение не идут с питанием американского безработного: на первое суп – водянистая похлёбка, на второе несколько штук ряпушек, и стоит это 1,5 рубля». (отрывок из книги «Борьба и смерть»)
Из-за отвратительной еды иностранцы по приезде начинали недомогать. Был зафиксирован целый ряд смертных случаев от желудочно-кишечных заболеваний. Недостаток в рационе овощей и фруктов приводил к тому, что у переселенцев развивалась цинга: летом 1933 года только на Онегзаводе от цинги пострадало свыше 100 иностранных рабочих.
Труднее всего приходилось женщинам.
– Мужчины все-таки работали. Так или иначе они были включены в жизнь страны. А вот женщинам приходилось сидеть с детьми, потому что других возможностей не было. Было очень плохо и с питанием, и медициной. Женщины чувствовали себя изолированными от общества.
Многие не выдерживали и уезжали обратно. Но были и те, кто мужественно переносил все невзгоды. Поняв, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, финны начали сами обустраивать себе более менее приличное жилье. В Петрозаводске и близлежащих лесных посёлках рабочие создавали строительные кооперативы и на свои средства строили себе дома. С питанием тоже пытались справляться собственными силами. На первых порах спасали привезенные из Америки доллары. В Карелии было несколько магазинов Торгсина, где за валюту можно было приобрести дефицитные товары. Но и там выбор продуктов был очень бедный. Особенно финны страдали без кофе.
«Ты спрашиваешь, можно ли купить на рубли кофе… Я вообще не надеюсь, что он когда-нибудь будет... Конечно, многие ждут, как и я, но это бесполезно. Надо радоваться, что получаем хотя бы черный хлеб. Вот уже два года, как я не пробовала кофе, а о том, что ОНИ едят и что ОНИ пьют, я лучше говорить не буду…» (отрывок из книги «Борьба и смерть»)
Уничтожали людей, мечтавших о достойной жизни
И тем не менее, несмотря на все трудности, Карелия развивалась. Под руководством финнов строились заводы, фабрики, дороги, жилье, коммуникации. Поднималось сельское хозяйство. Внедрялись технические новшества, особенно в лесной промышленности. Республика была одним из лидеров первой пятилетки… Люди, которые стояли за этими достижениями, однако, вскоре оказались в тюрьмах и на расстрельных урочищах. Молоху большого террора 37-38 годов были принесены в жертвы тысячи ни в чем неповинных людей.
Всего в Карельской АССР репрессировали 2,5 % населения. Доля финнов, по разным подсчетам, составила 33 %. Был репрессирован почти каждый третий. По разнарядке сверху НКВД стал активно раскрывать «фашистские националистические группы террористов-финнов и разведывательные ячейки финляндских спецслужб», не говоря уже о кулаках.
– В Карелии жили люди, которые знали другую жизнь, которые видели другую организацию общества, для которых слово «демократия» имело хоть какое-то значение. И эти люди подлежали уничтожению, потому что советский народ не должен свой быт, свою судьбу, свою страну уметь сравнивать с чем-то другим, – говорит Ирина Такала.
На сегодняшний день нет полной статистики по репрессированным. На основе имеющихся документов можно говорить только о приблизительных цифрах. Согласно отчету карельского НКВД, в котором подводились итоги операций, по Карелии репрессировали более 11 тысяч человек. Финнов – около 4 500. Большинство расстреляны.
И эти люди подлежали уничтожению, потому что советский народ не должен свой быт, свою судьбу, свою страну уметь сравнивать с чем-то другим.
Ирина Такала
Бывало, что людей репрессировали целыми семьями.
«Пятидесятилетний Матти Лепистё в конце тридцатых работал на кондопожском бумкомбинате слесарем. 1 июля 1938 г. его арестовали. Расстрелян на следующий день в окрестностях Петрозаводска. Тогда же, в июле была арестована его жена Сайми, тоже работница бумкомбината. Её расстреляли под Петрозаводском 23 сентября. Их старшая 24-летняя дочь Сюльви, табельщица комбината, была расстреляна 8 октября. Младшая сестра восемнадцатилетняя Маргет-Хельме отделалась 3 годами лишения свободы, а пятнадцатилетний Арво получил пять лет лагерей». (отрывок из книги «Борьба и смерть»)
Больше всего репрессированных финнов было в Петрозаводске – свыше тысячи человек. Финское население города составляло 7 процентов. Из них почти каждый второй подвергся репрессиям.
Город на костях
Расстрелы производились в обстановке строжайшей секретности, и в абсолютном большинстве актов нет указаний на точное место расстрела и захоронения. Основными местами казни были полигоны вблизи следственных изоляторов.
– Людей далеко не возили, расстреливали в окрестностях. В Карелии самые крупные полигоны – это Петрозаводск, петрозаводское СИЗО, окрестности Петрозаводска и Медвежьегорск. В расстрельных документах практически везде по стране не писали, где конкретно осуществлялись расстрелы. В Карелии еще неплохая ситуация в том плане, что указывалось место, около которого это происходило. Так были найдены Сандармох, Красный Бор. Совершенно очевидно, что по количеству заключенных и расстрелянных и вокруг Петрозаводска, и вокруг Медвежьегорска было еще несколько полигонов. Наш город буквально стоит на костях.
Известно, что в окрестностях Петрозаводска был расстрелян 1 471 финн. На станции Медвежья Гора – 762. В окрестностях Кеми – 171 человек, под селом Пудож – 103, село Олонец – 51, под Кандалакшей – 27. Эти сведения далеко не полны, но они указывают, где нужно искать расстрельные полигоны и ставить памятные мемориалы.
Поиски захоронений заморожены
На сегодняшний день в Карелии существует три мемориала жертвам сталинских репрессий: «Сандармох» под Медвежьегорском, «Красный бор» под Петрозаводском и Урочище «Чёрная речка» под Пудожем. Но полигонов смерти было значительно больше. Дальнейшая поисковая работа, однако, практически полностью остановилась. Прежде всего исследователям стало очень сложно работать с архивами. Кроме того, власти на примере ареста историка Юрия Дмитриева, который нашел урочище «Сандармох», дали понять, что поиски захоронений лучше не продолжать.
– Тот факт, что «Сандармох» превратился в международное место памяти, – это испугало власть. Иностранные делегации, украинские, польские, каждый год приезжают оказать знаки внимания. Кроме того, Дмитриев позиционировал себя как единственный член «Мемориала» в Карелии. Видимо, поэтому он и стал таким показательным примером, – считает Такала.
Следы финской Карелии
Сегодня в Карелии по-прежнему работает финский театр. Есть газета на финском языке, выходит небольшой выпуск телевизионных новостей. Туристов водят по памятным местам, связанным с деятельностью финнов. Нет только самих носителей финского языка и культуры. Точнее сказать, их осталось ничтожно мало.
Если бы не было финского языка, карелов учили бы говорить по-русски. Это означает то, что карельская идентичность была бы потеряна.
Ирина Такала
– Все разъехались, особенно в девяностые годы, когда президент Финляндии Мауно Койвисто позвал репатриантов. Поэтому будущего у финской культуры в Карелии нет. Ну разве что, если вдруг опять не бросят клич, и шесть тысяч финнов, как в тридцатые годы, не переедут в Карелию, – смеется Ирина Такала.
Между тем исследователь и автор книги уверена в том, что небольшой финский период в истории региона сыграл огромную роль не только в становлении хозяйства, но и в сохранении идентичности коренных жителей этого региона, родственных финнам карелов.
– Если бы финский не был тогда вторым официальным языком, то не было бы сейчас и карельского языка. В те годы проводился очень жесткий ликбез. Единого карельского языка не существовало, а большевики хотели как можно быстрее донести свою идеологию в массы. Поэтому, если бы не было финского языка, карелов учили бы говорить по-русски. Это означает то, что карельская идентичность была бы потеряна уже тогда.
Как говорит Ирина Такала, книга Taistelua ja kuolemaa написана специально для финского читателя на основе многих ее работ за последние 20 лет.
- Каждая глава начинается с объяснения общесоюзной ситуации, которая мало понятна финскому читателю. В целом - это тот велосипед, который не придётся изобретать исследователям архивного проекта. В принципе, по-русски книгу издать тоже можно, чтобы всё было в одном месте. Но пока об этом речи не шло, и издателя нет.
